Л. Е. Сиссман, поэт: «Он, почти математик прозы, вычисляющий наименьшее и наибольшее напряжение каждого слова и строки, каждой игры слов и двусмысленности, может применять эти знания, практически без упущений идя на пугающие и бодрящие лингвистические риски. Таким образом, его удивительно гибкий язык может сначала описывать болезненную и деликатную любовную сцену, а затем, без паузы, взреветь звуками и отголосками пьяной, разнузданной оргии».
Майкл Вуд, The New York Review of Book: «„Радуга тяготения“ буквально не поддается описанию, мучительная каденция ярких образов и абсолютной памяти, которая продолжается дольше, чем вы можете поверить. Ее герои, как и персонажи из V., — люди с окраин общества: бездельники, неудачники, гангстеры, разочарованные ученые, отчаявшиеся духовные искатели, шпионы, эсэсовцы, танцовщицы, увядшие кинозвезды».
Ричард Локк, New York Times Book Review: «„Радуга тяготения“ длиннее, мрачнее и сложнее его первых двух книг; это, безусловно, самый длинный, сложный и амбициозный роман, опубликованный у нас со времен „Ады“ Набокова четыре года назад; технические и словесные приемы напоминают Мелвилла и Фолкнера».
Вера Набокова, жена Владимира Набокова: «Он использовал странную смесь печатных и скорописных букв; наполовину шрифт».
Стивен Кинг, писатель: «Я бы хотел, чтобы люди думали, что я прочитал книгу Томаса Пинчона „Радуга тяготения“, но я ее не читал».