Он миновал заполненные слякотью улицы и вышел за ворота. Грязь как по волшебству уступила место хрупкому пористому снегу. Он свернул с тракта в лес и некоторое время брел наугад. В городе не боялись ведьм, скорее даже изредка сотрудничали с ними, поэтому он чувствовал себя вдвойне неуютно. Искал в снегу лесных полян вытоптанные круги и следы костров, но не находил.
Сначала не поверил – ему показалось, в лесу пели овсянки, в орешнике, спускавшемся к реке. Стволы были черные, пахло мороженой рыбой. Он проскользил по обледеневшему берегу и вышел на твердь реки, озираясь. Сохатый лежал там, на льду, окоченевший, глаза за белой поволокой. Кто-то свалил его в шею крупным арбалетным болтом с берега, а затем аккуратно вскрыл горло, чтобы вышла кровь. Лось лежал в замерзшем красном ореоле.
Угораздило тебя, сказал Ланцет. Обоих нас угораздило. Ворон рядом не наблюдалось, овсянки пиликали в кустах. Нонна оставила для себя лосиные глаза, нужно было только по правилам извлечь их и аккуратно провести операцию. Он натянул перчатки, обвязал захваченной веревкой рога у основания и, крякнув, по льду вставшей реки потащил жертвенную тушу к оврагу. Овсяночки с любопытством попрыгали за ними по берегу.
– Думают, все это из ничего берется и в ничто уходит, – ворчал он, чтобы скоротать время. – Думают, материя – пустой звук… Нужно признавать материю – доверять органам чувств, доверять данным, верить в познание разумом. Метафизики же думают, что все по кругу повторяется. Но это лишь углубление в суть вещей – там сокрыта истина. Всякое открытие – это обнаружение чего-то нового, объективного и реального, что существовало независимо от сознания. Мир есть вечно движущаяся и развивающаяся материя. Материя без движения немыслима, – хрипел он, таща по речной тропе неподъемную ношу.
– Теплота, свет, электричество и разложение – это движение материи. Коренная форма ее бытия, вот.
Бросив веревки, остановился, скинул перчатки, отойдя, зачерпнул у берега ноздреватого снега и утер горящее лицо. Выудил из-за пазухи флягу, глотнул пару раз, отдышался, подхватил веревки и со скрипом двинулся дальше. Овсянки отстали – он входил в чужую область леса, им не хотелось залетать во владенья воронья. Вороны молчали, притаившись на самых верхних ветвях сосен, наблюдая за двумя фигурками на реке.
– Нет массы без энергии, – кряхтел Ланцет, – и энергии без массы. Это как две стороны одной медали материи. Невозможно вообразить энергию в отрыве от материальной основы. И даже при абсолютном нуле, как тогда, в самом сердце червоточины под руслом Сопли, – даже тогда происходит движение частиц. Нет у материи состояния покоя. Движение материи приводит к возникновению новых форм материи. Вскрыть естественные причины движения материи – главная задача науки.
Он остановился.
– А наиглавнейшая – вскрыть причины движения материи мертвой.
Сапогом пнул лосиную тушу в ребра и огляделся. Русло реки растворялось в глубоком овраге. Над оврагом висел полуразрушенный мост, ведущий к наполовину обвалившейся смотровой башне. Воздух над башней дрожал – что-то варилось внутри. Река. Овраг. Мост. Башня. Он долго совмещал в себе этот пейзаж, он долго закреплял его в себе, как все те места, которые в будущем, возможно, злонамеренно или по неосторожности уничтожит, но пейзаж сопротивлялся. Что-то не складывалось и шло поперек его метода. Он плохо спал накануне, поэтому ему начало мниться, что это приключение будет его последним, мортальным, принесет несчастье и ему, и немногим окружающим. Оставалось молчать, скрывшись в тени, как слизь. Ни малейшего желания прыгать по мосту и карабкаться по камням он не имел, поэтому просто стоял рядом с лосем и с облегчением чувствовал, что потихоньку растворяется, переставая быть человеком. Пока хозяйка башни не почуяла его.
иллюстрация Augsburger Wunderzeichenbuch — Folio 164 Nebensonnen und Schwert